В городе яблок. Были и небыли - Елена Клепикова

– Так уж и изменится?

– Каждому своё, желающего судьба ведёт, нежелающего – тащит.

– Да ты, брат, философ.

– Это не я – философ, это грек Клеант. Давайте расходиться уже.

– Всем любви!

Ночь пятая: Голос городской аптеки

Что мне рассказать о себе? Знакомые городские Голоса называют меня «аптекарем». А я не аптекарь, и даже не учусь – просто я живу в аптеке №2. В Центральной Аптеке на Гоголя-Фурманова. Да-да, именно так, с больших букв. А все потому, что моя аптека самая старая из государственных аптек в городе.

В былые времена с врачебной помощью в Верном было нормально – только обращайся занедуживший!15 Военные врачи, цивильные врачи, которые по тёплому времени дружно на полянке в Казённом саду отдыхали. Офтальмолог городской вёл приём! Даже психиатрическая лечебница имелась. На пятнадцать мест. Лекарства врачи выписывали необходимые для лечения и выздоровления. Но народ-то, в основном, к бабкам, знахарям да костоправам обращался – «настоящие» лекарства дорогие и не всем по карману. Тем не менее, первую аптеку в городе открыли в 1884 году, почти сто тридцать лет назад. Через год открылась еще одна аптека, но город был маленьким, и не выдержав конкуренции, хозяин второй аптеки разорился и дело ликвидировал. А хозяин первой и единственной аптеки процветал и в 1906 году даже открыл филиал. Наконец, в 1910 году появилась ещё аптека, в которой, невиданное дело, работали два (!) фармацевта с высшим фармацевтическим образованием. Понятно, что купить там лекарства мог себе позволить далеко не каждый.

После революции аптеки отобрали у частных владельцев и превратили в государственные. Три года спустя, в 1920 открыли новую аптеку, мою, первую среди многих последующих.16 Мне понравилось – пусть дом был невелик, зато пахло там травами, настоями, отварами. Жила в моем доме какая-то особенная аура, таинственная, успокаивающая, надёжная: здесь обязательно помогут. Поэтому я никогда не изменял своему дому, даже когда его снесли и на этом месте построили большой жилой дом. Я верил, я знал, что в первом этаже обязательно будет аптека. Так и случилась: аптека работает и по сей день, работает 24 часа в сутки без праздников и выходных. И сколько бы ни было в городе аптек, а их последнее время несчитано, моя остаётся лучшей. Мне интересно жить в этом доме и наблюдать не только за теми, кто приходит в аптеку, но и за обитателями квартир, которые живут над ней. Потому что всех их охраняет тот самый невидимый, но добрый и здоровый дух жизни.

Жертва

Родители наградили сына истинно гоголевским именем – Нечипор. Нечипор Мамко. Пока семья жила в Целинном крае, проблем у мальчика не было. Но стоило переехать в Алма-Ату… Пацаны во дворе немедленно окрестили новичка по аналогии с Чиполлино – Чипамамка, Чипа. Кличка Нечипору не понравилась: он начал драться. Драться во дворе, драться в школе. Синяки под глазами перманентно кочевали слева направо и справа налево, скитались по лицу, окрашивая кожу мутным радужным спектром. К «Чипе» прибавилось «Слива» из-за вечно разбитого носа.

Как-то после очередной драки во двор выплыла соседка, Грета Францевна. Протянув побитому Нечипору белоснежный батистовый платок, спросила:

– За что бьёмся?

– За имя, – проворчал Нечипор. – Какой я Чипа?

– А как тебя еще называть – Порик или Неча? – зашумели мальчишки.

– Деточка, у тебя мужественное сердце и удивительное имя – Никифор. По-гречески – победоносец, – соизволила пояснить Грета Францевна. – А вам, молодые люди, должно быть совестно.

Дворовый заводила Колька оглянулся на своё воинство. Воинство ждало колькиного решения – как скажет, так и будет. Вожак ответил:

– Поняли, бабушка Грета. – Обратился к Нечипору. – У нас один Кешка есть – Еркын. Будешь Кешкой вторым?

– Кешкой – буду, – солидно отозвался Нечипор.

– Тогда пошли в футбол стукать. Ты в защиту или нападение?

– Я лучше на ворота.

– Вот и славно, – заключила Грета Францевна.

Так и стал Нечипор Мамко по паспорту, Никифором-Кешей Мамкиным по жизни.

Была у Кеши тайная страсть или слабость, словом то, что по-заморски можно назвать хобби. Мамкин любил и умел шить – всё, что угодно: рубашки отцу, халаты и выходные платья матери. Строчить брюки, куртки, рюкзаки, шляпы. Из обрезков кожи, фетра, джинсы, солдатской диагонали, ситца и кремплена он создавал шедевры портновского искусства. Родители, пошитые сыном, вещи носили с удовольствием, хвалились обновками, но никогда и никому не говорили, кто создатель стильных, удобных одеяний. Совестились, опасаясь осуждения: такой парень, а занимается бабским делом. Мать, расправляя воланы на новой блузке, говорила: «Дальняя родственница – портниха, пошила. Что вы, что вы, она заказы не берёт. Вы же понимаете» – и многозначительно поджимала губы.

Пришлось Никифору, в угоду родителям, закончить стандартный технический ВУЗ и отсиживать инженером в неком проектном НИИ. С распадом Союза развалился и НИИ: сотрудники разбрелись и занялись кто чем. Мамкин стал челноком. Ему понравилось слово – напоминало о тайной истинной жизни, да и по сути – сновал туда-сюда, как швейный челнок. Сначала ездил в Китай, потом в Турцию, немного раскрутившись – в Эмираты, потихоньку подумывал о Европе.

Однажды сходя мокрой ночью по трапу самолёта после очередной удачной поездки, неловко повернулся, «поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся – гипс». Сложный перелом левой голени и коленного сустава надолго приковал Мамкина к дому.

Жена с утра уходила на работу, дети в школу, после на тренировки, в кружки, просто погулять – семья собиралась дома к восьми вечера. Немощный глава семьи сидел в одиночестве. Мамкин затосковал, стал жалеть себя, вспоминать молодость и начал… шить. Буйная фантазия вкупе с древней машинкой Зингера творили чудеса. Комбинезоны, пальтишки, платья, которые жена Мамкина относила в специализированные магазины, разлетались, как горячие пирожки среди оголодавших студентов. После смокинга, «построенного» для крошечного рыжего той-терьера, к Мамкину стали записываться в очередь сдвинутые на своих питомцах владельцы элитных собачек. Хорошим тоном стало являться на вечеринку или «выходить в свет» с собачкой «в наряде от Мамкина».

Как-то к Никифору пришла матушка олигарха местного значения, дама преклонных лет с такой же пожилой болонкой и заказала к грядущему семейному торжеству для любимой собачки вечерний костюм. Мамкин с восторгом согласился и блестяще выполнил поставленную задачу. Костюмчик получился на загляденье: шёлковый цельнокроеный фрак, переходящий в штанишки с лампасами, белая манишка, красный кушак, галстук-бабочка. Хитрушка заключалась в отсутствии застёжки. Псинку приходилось запихивать в одеяние через горловину и затягивать на шее бабочкой.

Придя за готовым изделием, дама пожелала увидеть любимца в торжественном наряде – ладно ли костюмчик сидит. Усадив хозяйку на мягкий диван в гостиной, кутюрье понёс собачку в спальню, где и приступил к сложному процессу облачения бедного животного. Болонка сопротивлялась, Мамкин упорно впихивал её в одёжку и только успел затянуть на шее галстук, как собака, не вынеся напряжения и груза прожитых лет, испустила дух. Попросту скончалась. Мамкин обмер. Попытался делать собаке искусственное дыхание, начал трясти и в этот момент в комнату вошла заждавшаяся хозяйка болонки. Увидев, как негодяй-портняжка обращается с «сюси-пуси солнышком, отрадой жизни» дама страшным голосом выкрикнула: «Мерзавец!» и, схватившись за грудь, рухнула на пол.

«И эта! Погиб. – Громыхая гипсом, плача от боли и ужаса, Мамкин метался по квартире. – Что делать? Делать что?!» Мамкин схватил телефонную трубку, с трудом попадая по кнопкам, набрал знакомый номер:

– Еркын! Выручай. У меня два трупа! Хорошо. Понял. Откуда кислота – только уксус…

Еркын привёл с собой Кольку-хирурга. Всё оказалось не так страшно. Общими усилиями соседи привели олигархову матушку в сознание. Болонку во фраке со всей соответствующей моменту скорбью уложили в коробку из-под итальянских сапог, импровизированное хранилище бренных останков завернули в кусок чёрного бархата, сопроводили вместе с хозяйкой домой, в особняк. Ещё раз принесли соболезнования и отбыли успокаивать Мамкина.

Спустя час Мамкин, Еркын и Николай допивали противошоковое – чистый медицинский спирт, закусывая мятыми солёными помидорами. Хлопнула входная дверь. С работы вернулась жена Мамкина:

– Ой, хлопчики, та шож вы по-сиротски сидите? Щас скоренько покушать сготовлю. Тольки переоденусь.

Оксана метнулась в спальню.

– Всё. Кешка, нам пора, – Еркын поднялся. – Коляныч, уходим, живо.

– Ребята, не бросайте, – взмолился Мамкин.